«Дра́ма на охо́те» — одна из ранних повестей Антона Павловича Чехова, написана в году. Драма на охоте (истинное происшествие). Жанр, повесть. «Драма на охоте» – одна из самых знаменитых повестей Антона Павловича Чехова. Она написана в несвойственном для него детективном жанре и повествует.
В один из апрельских полудней года в мой кабинет вошел сторож Андрей и таинственно доложил мне, что в редакцию явился какой-то господин и убедительно просит свидания с редактором. Скажи, что редактор принимает только по субботам.
Говорит, что дело большое. Просит и чуть не плачет. В субботу, говорит, ему несвободно… Прикажете принять. Я вздохнул, положил перо и принялся ждать господина с кокардой. Начинающие писатели и вообще люди, не посвященные в редакционные тайны, приходящие при слове «редакция» в священный трепет, заставляют ждать себя немалое время.
Они, после редакторского «проси», долго кашляют, долго сморкаются, медленно отворяют дверь, еще медленнее входят и этим отнимают немало времени. Господин же с кокардой не заставил ждать себя. Не успела за Андреем затвориться дверь, как я увидел в своем кабинете высокого широкоплечего мужчину, державшего в одной руке бумажный сверток, а в другой — фуражку с кокардой.
Человек, так добивавшийся свидания со мной, играет в моей повести очень видную роль. Необходимо описать его наружность. Он, как я уже сказал, высок, широкоплеч и плотен, как хорошая рабочая лошадь. Всё его тело дышит здоровьем и силой. Лицо розовое, руки велики, грудь широкая, мускулистая, волосы густы, как у здорового мальчика.
Ему под сорок. Одет он со вкусом и по последней моде в новенький, недавно сшитый триковый костюм. На груди большая золотая цепь с брелоками, на мизинце мелькает крошечными яркими звездочками бриллиантовый перстень. Но, что главнее всего и что так немаловажно для всякого мало-мальски порядочного героя романа или повести, — он чрезвычайно красив.
Я не женщина и не художник. Мало я смыслю в мужской красоте, но господин с кокардой своею наружностью произвел на меня впечатление. Его большое мускулистое лицо осталось навсегда в моей памяти. На этом лице вы увидите настоящий греческий нос с горбинкой, тонкие губы и хорошие голубые глаза, в которых светятся доброта и еще что-то, чему трудно подобрать подходящее название.
Это «что-то» можно подметить в глазах маленьких животных, когда они тоскуют или когда им больно. Что-то умоляющее, детское, безропотно терпящее… У хитрых и очень умных людей не бывает таких глаз. От всего лица так и веет простотой, широкой, простецкой натурой, правдой… Если не ложь, что лицо есть зеркало души, то в первый день свидания с господином с кокардой я мог бы дать честное слово, что он не умеет лгать.
Я мог бы даже держать пари. Каштановые волосы и борода густы и мягки, как шёлк. Говорят, что мягкие волосы служат признаком мягкой, нежной, «шёлковой» души… Преступники и злые, упрямые характеры имеют, в большинстве случаев, жесткие волосы. Правда это или нет — читатель опять-таки увидит далее… Ни выражение лица, ни борода — ничто так не мягко и не нежно в господине с кокардой, как движения его большого, тяжелого тела.
В этих движениях сквозят воспитанность, легкость, грация и даже — простите за выражение — некоторая женственность. Не много нужно усилий моему герою, чтобы согнуть подкову или сплющить в кулаке коробку из-под сардинок, а между тем ни одно его движение не выдает в нем физически сильного.
За дверную ручку или за шляпу он берется, как за бабочку: нежно, осторожно, слегка касаясь пальцами. Шаги его бесшумны, рукопожатия слабы. Глядя на него, забываешь, что он могуч, как Голиаф, что одной рукой может поднять он то, чего не поднять пяти редакционным Андреям. Глядя на его легкие движения, не верится, что он силен и тяжел.
Спенсер мог бы назвать его образцом грации. Войдя ко мне в кабинет, он сконфузился. Его нежную, чуткую натуру, вероятно, шокировал мой нахмуренный, недовольный вид. Вы так заняты. Но видите ли, в чем дело, г. Я преклоняюсь перед правилами, потому что люблю порядок…. Уж больно надоели мне тогда посетители!
Перед вами стоит желающий попасть в начинающие, несмотря на свои под сорок. Но лучше поздно, чем никогда. Я вам откровенно скажу, г. Вступаю же на путь авторский просто из меркантильных побуждений… Заработать хочется… Я теперь решительно никаких не имею занятий. Был, знаете ли, судебным следователем в С — м уезде, прослужил пять с лишком лет, но ни капитала не нажил, ни невинности не сохранил….
Занятий у меня теперь нет, есть почти нечего… И если вы, минуя достоинства, напечатаете мою повесть, то сделаете мне больше, чем одолжение… Вы поможете мне… Газета не богадельня, не странно-приимный дом… Я это знаю, но… уж вы будьте так добры….
Брелоки и перстень на мизинце плохо вязались с письмом ради куска хлеба, да и по лицу Камышева пробежала чуть заметная, уловимая опытным глазом тучка, которую можно видеть на лицах только редко лгущих людей. Сюжет не новый… Любовь, убийство… Да вы прочтете, увидите… «Из записок судебного следователя»….
Я, вероятно, поморщился, потому что Камышев сконфуженно замигал глазами, встрепенулся и проговорил быстро:. Дело в том, что наша бедная публика давно уже набила оскомину на Габорио и Шкляревском. Ей надоели все эти таинственные убийства, хитросплетения сыщиков и необыкновенная находчивость допрашивающих следователей.
Публика, конечно, разная бывает, но я говорю о той публике, которая читает мою газету. Как называется ваша повесть. Всё это проговорил Камышев заикаясь, вертя между пальцами карандаш и глядя себе ноги. Кончил он тем, что сильно сконфузился и замигал глазами. Мне стало жаль его.
Вам придется подождать…. Три месяца надежд. Но, однако, я вам надоел. Честь имею кланяться. Роль моя в этой повести несколько скандальна… Неловко же под своей фамилией… Так через три месяца. Бывший судебный следователь галантно раскланялся, осторожно взялся за дверную ручку и исчез, оставив на моем столе свое произведение.
Я взял тетрадь и спрятал ее в стол. Повесть красавца Камышева покоилась в моем столе два месяца. Однажды, уезжая из редакции на дачу, я вспомнил о ней и взял ее с собою. Сидя в вагоне, я открыл тетрадь и начал читать из середины. Середина заинтересовала меня. В тот же день вечером я, несмотря на отсутствие досуга, прочел всю повесть от начала до слова «Конец», написанного размашистым почерком.
Ночью я еще раз прочел эту повесть, а на заре ходил по террасе из угла в угол и тер себе виски, словно хотел вытереть из головы новую, внезапно набежавшую, мучительную мысль… А мысль была действительно мучительная, невыносимо острая… Мне казалось, что я, не судебный следователь и еще того менее не присяжный психолог, открыл страшную тайну одного человека, тайну, до которой мне не было никакого дела… Я ходил по террасе и убеждал себя не верить своему открытию….
Повесть Камышева не попала в мою газету по причинам, изложенным в конце моей беседы с читателем. С читателем я встречусь еще раз. Теперь же, надолго расставаясь с ним, я предлагаю на его прочтение повесть Камышева. Эта повесть не выделяется из ряда вон. В ней много длиннот, немало шероховатостей… Автор питает слабость к эффектам и сильным фразам… Видно, что он пишет первый раз в жизни, рукой непривычной, невоспитанной… Но все-таки повесть его читается легко.
Фабула есть, смысл тоже, и, что важнее всего, она оригинальна, очень характерна и то, что называется, sui generis [в своем роде лат. Есть в ней и кое-какие литературные достоинства. Прочесть ее стоит… Вот она:. Этот крик разбудил меня. Я потянулся и почувствовал во всех своих членах тяжесть, недомогание… Можно отлежать себе руку и ногу, но на этот раз мне казалось, что я отлежал себе всё тело от головы до пяток.
Не укрепляющим, а расслабляющим образом действует послеобеденный сон в душной, сушащей атмосфере, под жужжанье мух и комаров. Разбитый и облитый потом, я поднялся и пошел к окну. Был шестой час вечера. Солнце стояло еще высоко и жгло с таким же усердием, как и три часа тому назад.
До захода и прохлады оставалось еще много времени. С нас же довольно и таких ужасов, как кражи со взломом или проживательство по чужому виду. Чем мы, люди, виноваты, что нашим мозгам предел положен. Впрочем, Иван Демьяныч, не грешно быть дураком при этакой температуре. Ты вот у меня умница, но небось и твои мозги раскисли и поглупели от этой жары.
Моего попугая зовут не попкой и не другим каким-нибудь птичьим названием, а Иваном Демьянычем. Это имя получил он совершенно случайно. Однажды мой человек Поликарп, чистя его клетку, вдруг сделал открытие, без которого моя благородная птица и доселе величалась бы попкой… Лентяя вдруг ни с того ни с сего осенила мысль, что нос моего попугая очень похож на нос нашего деревенского лавочника Ивана Демьяныча, и с той поры за попугаем навсегда осталось имя и отчество длинноносого лавочника.
С легкой руки Поликарпа и вся деревня окрестила мою диковинную птицу в Ивана Демьяныча. Волею Поликарпа птица попала в люди, а лавочник утерял свое настоящее прозвище: он до конца дней своих будет фигурировать в устах деревенщины, как «следователев попугай».
Ивана Демьяныча я купил у матери моего предшественника, судебного следователя Поспелова, умершего незадолго перед моим назначением. Я купил его вместе со старинною дубовою мебелью, кухонным хламом и всем вообще хозяйством, оставшимся после покойника. Мои стены до сих пор еще украшают фотографические карточки его родственников, а над моею кроватью всё еще висит портрет самого хозяина.
На основной сцене театра, возглавляемого Александром Калягиным, он вновь поставил Чехова. Это ранняя повесть, ее сюжет все помнят по знаменитому фильму "Мой ласковый и нежный зверь" с Олегом Янковским и Галиной Беляевой. Но спектакль в "Et cetera" с фильмом ассоциаций не вызывает, он другой - и по настроению, и по характерам главных героев, и по жанру.
В кино "Драма на охоте" сменила название, но драмой осталась, в "Et cetera" спектакль, сохраняя трагическую фабулу, дрейфует в сторону пародии, сарказма по отношению к тексту. По крайней мере, поверить в подлинность переживаний героев получается не всегда. По сюжету главный герой Камышев приезжает в гости к своему другу графу Карнееву.
Встречает прелестную девушку Ольгу, которая выходит замуж за престарелого управляющего Урбенина. Брак со стариком невыносим, она вступает в отношения с графом, будучи связана любовной историей и с самим Камышевым. В итоге Камышев убивает Ольгу в лесу во время охоты, пытаясь свалить все на ревнивого мужа.
У Чехова структура сложнее: Камышев лишь прототип следователя Зиновьева, который описал все события в повести, прозрачно намекнув на свою вину. Антон Яковлев с художником Николаем Слободяником выстроили на сцене легкомысленную идиллию деревенского барского жития: развешаны небольшие панели светлого дерева, слева и справа сужающимся тоннелем уходят вглубь стены, покрытые голубыми легкими занавесками, они колышутся от ветра.
В центре длинный деревянный помост: уходя в глубину, он упирается в такой же вертикальный помост, образовывая крест. Похоже на деревенское кладбище. Цветовая гамма спектакля выстроена так, что по ходу действия нарастает красный цвет - в этом платье сама Оленька будет метаться по мосткам, потом появятся женские тряпичные куклы в таких же платьях и с пустыми пятнами вместо лиц.
В финале явится странная, почти мистическая фигура Сози - случайной жены графа, с которой тот пьяным обвенчался в Петербурге. То ли женщина, то ли мужчина, с неопределенным скрипучим голосом, квадратная и широкая, в красном платье, огромной черной бесформенной шляпе и ворохом красных надувных шаров.
К этому времени со стен спадут голубые занавеси, обнаружив черноту, да и все деревянное пространство станет ненадежным, задвигается, зашевелится. Пожалуй, именно эти визуальные ходы помогут создать атмосферу зловещего абсурда к финалу истории. Но сама история остается эмоционально выхолощенной, поверхностной, прочитанной как будто невсерьёз, с усмешкой.
Много сил потрачено на то, чтобы показать "пьяную" обстановку в имении графа. Сам граф - Владимир Скворцов - за три часа спектакля меняет несколько костюмов, один другого краше: шелковые красочные шаровары, немыслимый камзол, охотничий костюм и шляпа с пером.
Он ходит в сопровождении небольшого оркестрика, требует музыки, поет, танцует в пьяном угаре с гостями. В сценах разгула режиссер удержу не знает - и после того, как граф целуется с Оленькой, целуются уже все - и Камышев, и Урбенин.
Но если линия с графом во втором акте все-таки выруливает на, хоть и нелепый, но пронзительный трагизм, то линия главных героев кажется лишь сюжетно обозначенной. Уже первое появление Оленьки - ее метание по сцене, видимо, обозначающее неуспокоенную страстную натуру, воспринимается слишком иллюстративным ходом.
Две сцены близости героев, похожие одна на другую, не помогают понять, что же происходит между ними. Была ли, в конце концов, эта близость, а если нет - что же тогда остановило Камышева, почему он так нелепо застывает над распростертой Ольгой, схватившись за ремень брюк?
Если не помнить подробности повести, то непонятна и ссора главного героя с еще одним персонажем, в спектакле существующем как-то на обочине сюжета, - с Пшехоцким. А у Чехова он - шантажист и мошенник. Даниил Страхов, играющий Камышева, конечно, совсем не тот герой, который помнится по исполнению Янковского в фильме.
Его нерешительность, меланхоличность в сочетании с незлобливостью и душевной вялостью явлена с самого начала. Этот Камышев, в первую очередь, инфантилен, на большую страсть и на злодейство он неспособен. И когда в финале вдруг становится ясно, кто же убил Ольгу, герой Даниила Страхова открывает этот страшный факт, в первую очередь, для себя.
Весь последний монолог, рассказ об убийстве, он произносит даже немного удивленно, не повышая голоса что выгодно затмевает впечатление от многоголосого надрыва в предыдущей сцене у гроба , не опуская застывших рук, на которые смотрел только что с ужасом непонимания.
Но у Чехова Камышев - страшный тип, с темной, страстной натурой. Он обаятелен в своей вседозволенности, притягателен и отталкивающ одновременно. В повести он убивает не только Оленьку, но и нежелательного свидетеля Кузьму, и без каких-либо сожалений отправляет Урбенина на каторгу.
Камышев в спектакле Антона Яковлева мог убить только в состоянии аффекта. В трогательном исполнении Даниила Страхова он просто слабый, избалованный, вполне добродушный парень, простой и понятный, вызывающий, может быть, легкое сочувствие.
Чехов Антон Павлович Драма на охоте (АУДИОКНИГИ ОНЛАЙН) СлушатьПоделиться:
Leave a Reply